Закон сильного - Страница 10

Больше я не успел придумать ничего толкового, потому что на меня налетел вихрь, сорвавшийся из дальнего угла комнаты.

— Чертополох! — визжал вихрь, припрыгивая в аккурат по самым болезненным точкам моего израненного тела. — Живой! В себя пришел! Наконец-то! Мы уже не знали, что думать!

Я как раз собрался заявить, что от такого обращения сдохну незамедлительно, как вдруг почувствовал, что мне самому передается этот безумный восторг. Небесные Братья, а я ведь и правда выжил! Показал неприличный жест звездам, за что-то так меня невзлюбившим, и остался живой! И валяюсь, всем назло, на роскошной шелковой постели, и меня обнимает, хоть и не очень бережным образом, симпатичная девушка. Совершенно не худший расклад, даже если эта девушка — самая ядовитая на свете Змейка…

— Змейка! Живая! — вскричал я, сгребая ее в неуклюжие объятья. Ответом мне послужил поцелуй — горячий, страстный и отнюдь не товарищеский.

Мы самозабвенно целовались в охватившем нас взаимном порыве, утверждая победу жизни и молодости над всеми происками судьбы, пока не опомнились — тоже разом. Вспомнив, кто мы такие и почему продолжать наши действия не стоит, мы оторвались друг от друга, растрепанные и раскрасневшиеся, и я тотчас же заметил изменения во внешности боевой подруги. Змейка подняла руку, стаскивая с волос разболтавшуюся ленту — вместо толстой косы по шее хлестнули короткие, неровно обкромсанные пряди.

— Сгорели, — пожала плечами девушка, заново собирая их в нелепый куцый хвост. — Отрастут.

Мы вновь замолчали. Надо было что-то сказать, чтобы не множить нарастающую между нами неловкость. И я сказал.

— А язык-то и не раздвоенный…

Вопреки сложившимся традициям, Змейка не попыталась придушить меня на месте.

— Зато ты, как положено, весь в колючках, — проворчала она, проводя ладонью по моей небритой щеке. Роскошью бороды я пока не могу похвастаться. Она у меня растет какая-то пегая и клочковатая. Но щетина — да, что надо получается.

И тут произошло нечто уж совершенно из ряда вон выходящее. Честное слово, я меньше удивился бы, оказавшись со Змейкой в постели. Ну, то есть, она, конечно и так забралась ко мне на кровать, но вы поняли, что я имею в виду. Естественно, пока она с Подсолнухом, а у меня есть Тай, ни о чем таком не могло идти и речи, но сама ситуация казалась вполне возможной. А вот плачущая Змейка — это что-то из области невероятного. Но она и правда плакала.

— Сорняк ты глупый! — всхлипывала девушка, уткнувшись мне в плечо. — Дурак без звезды над головой! — Каждое очередное заявление о моей умственной ущербности сопровождалось чувствительным тычком под ребра маленького острого кулачка. — Мы уж думали, ты никогда не очнешься! Так целыми днями и сидели по очереди! Я, Подсолнух, княжна твоя придурочная…

— Подсолнух, он как, в порядке? — встрепенулся я, вспоминая, что в последний раз, когда я видел друга, назвать его дела хорошими было сложно.

— Да что с ним будет, — отмахнулась Змейка. — Еще один дурной живучий сорняк. Поднялся давно, прыгает. Ты ведь шесть дней без памяти провалялся!

Я нахмурился. Ответ на следующий вопрос не обещал быть столь обнадеживающим, но я был обязан его задать:

— А кто из наших вообще живой?

— Костыль. Рябой. Звездочет. Оглобля. Ну, разумеется, девчонки и мелочь.

Семеро. Семь выживших бойцов из почти что трех десятков. Считая Змейку, совершенно бесполезную там, где требовалась незамысловатая грубая сила… И меня самого. Не годного теперь вообще ни на что. Нет, не в ранах дело, они-то заживут, и сила магическая восстановится. Но стоит мне теперь высунуть нос из укромной щели, как явится по мою душу боевой отряд чародеев. Много толку с такого "главаря", что даже на улицах своих появиться не может!

— А с районом что? — спросил я.

Змейка невесело хмыкнула:

— Тебе из хороших или плохих новостей? Если хорошее, то у нас теперь есть мостовая. Такая, что вся Подкова обзавидуется. Один сплошной камень. Ну а плохого… Пекарня сгорела. И Клаура мастерская. Дальше затушить успели. Ну, и в другую сторону по улице тоже хорошо погорело, туда как раз ветер шел.

С запозданием до меня дошло, что с гибелью Трехпалого и Ящера бывшие владения Кота теперь принадлежат тоже мне. И не только они. А все, что эти злобные уроды, чтоб им перерождения не видать, успели под себя подгрести. Только толку-то с того! Всемером удерживать район, уже сравнимый с вотчинами Угря и Безухого? Не смешно. Тут при своем хотя бы остаться. Гадство! А ведь начинать заново будет куда как труднее. В прошлый раз меня спасала исключительно неприметность. Теперь громкой славы никак не избежать. Зная о моей нынешней слабости, охотники попробовать на зуб "того самого" Чертополоха слетятся, как чайки на мусорную кучу. Можно, конечно, бросить клич и набрать людей, не глядя. Но что потом делать со всем этим сбродом? Чем я стану отличаться от того же Ящера? Обиженных лично им — единицы. Ну, наберется десяток-другой леденящих душу историй. И все. Тех же, кто обижен его людьми, гораздо больше. Во много раз. И не говорите мне, пожалуйста, что безвыходность диктует иногда жесткие меры. Есть черта, за которую нельзя переходить, или не отмоешься потом никогда. И… Звезды падучие, опять я забыл о чародеях! Начать заново теперь не "труднее". Начать заново теперь невозможно. Вообще. Ты в бегах, придурок несчастный, тебе свою бы шкуру спасти, а не думать о банде!

— Слушай, Змейка… А, собственно, мы где? И как вам удалось меня спрятать от чародеев?

Девушка заметно сникла.