Закон сильного - Страница 11

— Ты только не ругайся сразу, а? — предупредила она.

Такое начало мне сразу не понравилось. А уж от продолжения стало совсем нехорошо.

— Это логово Угря.

— А почему не мир ящеролюдов? — мрачно осведомился я. — Тоже хорошее убежище. Шасть за Врата — и точно никто не найдет. Ни нас, ни наших обглоданных косточек.

Наконец-то Змейка стала похожей на саму себя.

— Ну, когда великий маг Чертополох придумает, как эти Врата открыть, тогда и пойдем, — прошипела она, зло сверкая глазами. — А что мне вообще было делать, а? Вы с Подсолнухом валяетесь — бревна бревнами. Вокруг пожар, а на подходе чародеи. Костыль, болван, с крыши сиганул, вторую ногу поломал. А тут Угорь. И помощь предлагает.

Я не поверил своим ушам.

— Так он что, сам пришел?!

— А то! Мне что — надо было сказать "извини, мы лучше тут сами помрем"?

— Странно все это, — нахмурился я. — Он сказал хоть, что ему от нас нужно?

Змейка вздохнула. Несмотря на обычную ершистость, она явно ощущала вину за то, что привела остатки банды в западню. Чем расплатиться по долгам с Угрем, проще сразу в реку с камнем на шее — даже не начиная попыток.

— Не сказал. Скользкий, зараза. Но по-моему, ему нужен ты со своим даром.

Ну что ж… В таком случае вполне объяснимы и шелковые простыни, и все остальное. Знать, позарез нужен, раз не побоялся возможной ссоры с чародеями, да так старается намекнуть, насколько хорошо живется и мягко спится под его крылышком. Вот понять бы только, на кой мог сдаться кому-то необученный маг, лишь на то и способный, что плавить мостовые, да устраивать пожары на полрайона?

Тому, кто никогда не слышал про Лиха Угря, могла показаться невероятной даже мысль о том, что вот этот симпатичный человек имеет какое-то отношение к бандитам. Ну, разве что ограбили его когда-то в темном переулке. И уж точно никому и в голову не пришло бы, что уважаемый господин Лианах Аларо — один из двух знаменитых бандитских князей Стрелки.

Было Угрю что-то около пятидесяти, но выглядел он моложе своих лет. Поговаривали, в том была заслуга родни по линии жены — бастарда известного магического семейства. На белую кость Лих, как ни старался, не тянул. Изъяны простолюдного воспитания давали о себе знать, это было видно даже мне, понятия не имеющему о том, что и как принято у благородных. Благородного можно узнать даже обряженным в лохмотья, которых постыдится иной нищий. Угорь оставался простолюдином в одеждах, достойных князя. Хотя в какой-то мере его тоже можно было считать представителем древнего рода. Его отец, дед, прадед и остальные предки по мужской линии, которых он мог назвать не меньше троих, промышляли разбоем на улицах Стрелки. Но только Лиху удалось забраться столь высоко. Чем-то он походил на преуспевающего купца, обивающего серебряными листами пол в отхожем месте, лишь бы в очередной раз показать собственное богатство, но в целом вел себя с окружающими дружелюбно и просто. Несложно было обмануться этой личиной, посчитав Угря человеком весьма неплохим, хоть недалеким. Кое-кто периодически и обманывался, и начинал рвать на себе волосы, лишь запутавшись в угревых происках, как мошка в паутине.

Сейчас Лих изо всех сил изображал радушного хозяина. В его понимании, правда, это сводилось к усиленному хвастовству собственными богатствами.

Я слушал вполуха благодушное рассуждение о винах Золотого побережья, доставляемых его личным поставщиком. В качестве наглядного образца передо мной красовался уже не помню какой по счету бокал очередного года и урожая, казавшихся мне на цвет и вкус совершенно одинаковой кислятиной. Глубоко подозреваю, что Угрю — тоже. Переклей однажды его хваленый поставщик ярлыки на бутылках, Лих бы не слишком расстроился, даже не заподозрив подмены.

Не рухнуть носом в стол от продолжительного знакомства с гордостью Золотого побережья позволяло достойное к ней сопровождение. Молочный поросенок, запеченный с сыром, овощами и фруктами, украшенный зеленью и приправленный соусом, название которого я благополучно забыл. Все, кроме самого поросенка, я посчитал явными излишествами, но особо возражать не стал.

Куда больше вина меня занимал танцующий журавль, изображенный на бокале. Этот кусок стекла один стоил дороже большого хрустального сервиза, и дело было в том, что при его создании использовалась магия. Журавль не был нарисован сверху, как это делается обычно. Магия заставила разноцветное стекло лечь тончайшим, сложным рисунком, где, присмотревшись, можно было разглядеть каждое перышко. Я до сих пор чувствовал ее следы. Они казались ласковыми, теплыми, мягкими, завораживающими, словно вода или огонь. Я поймал себя на совершенно несвойственном желании тайком сунуть вещицу в карман, чтобы иметь возможность любоваться на нее когда угодно. А там, глядишь, и пойму что-нибудь в том, как оно устроено. Почему в мире все так несправедливо! Люди вроде Угря покупают вещи, интересуясь лишь ценой. Вряд ли Лих понимает даже, что бокал с журавлем попросту красив. Попадись ему вместо него огромный серебряный кубок, отделанный камнями размером с орех, он обрадовался бы еще больше. А уж того, что привлекает в этой вещи меня, ему вообще не увидеть. Но он владеет ей, а я могу лишь глядеть и вздыхать украдкой.

Когда желание спереть бокал начало становиться нестерпимым, я понял, что разговор надо кончать.

— Знаешь, Угорь, — прервал я красноречивые излияния хозяина дома. — Я, конечно, очень ценю твое внимание… Но скажи уж наконец, на кой тебе понадобилось вытаскивать меня из лап чародеев?