Не успел я прийти к столь глубокому и содержательному заключению, как мысли вновь смешались, не позволив продолжить цепочку выводов. Я просто наблюдал за тем, как от светлого ореола ауры отделяется облаком причудливый узор печати. Это было притягательно, завораживающе красиво, и я глядел, не отрывая глаз, задыхаясь от восторга. Пока не очнулся в очередной раз — от боли. Такой сильной, что не смог заглушить даже наркотический дым от курильниц.
Хвостатые звезды, аура! Ящеролюды разберут, почему она пробудилась, я точно не делал ничего для этого. Кометы, больно. Почему я до сих пор в сознании? Красивая плетенка качнулась перед глазами, занимая свое правильное место, а затем линии начали расплываться, обрастая тончайшими ниточками, распространяющимися по ауре. К гулу контуров примешался странный, неуместный звук — лишь через несколько мгновений я с опозданием узнал в нем собственный крик. А потом все кончилось. Ушла непонятная сила, удерживавшая меня в сознании, и я провалился в долгожданное беспамятство.
Второе пробуждение оказалось не лучше первого. Холодный зал с магическими контурами по стенам, куда не проникало извне ни единого луча света. Только вместо шершавого камня под спиной ощущалось прикосновение жесткой, как мешковина, ткани. Я осторожно приоткрыл глаза и уткнулся взглядом в длинный коричневый рукав… нет, не рубахи. Странного одеяния вроде грубо пошитой мантии. "Вроде" — это я потому говорю, что мантии носят лишь маги, да звездочеты. Так вот, никто из этой братии не наденет подобную штуковину и под угрозой ножа, приставленного к горлу.
Коричневый мешок был, в общем-то, главным из произошедших вокруг изменений. Браслеты остались на месте, к превеликому моему сожалению. Конструкция, до которой я так мечтал добраться, исчезла, но это не давало ничего. Ножные цепи вели теперь к железной скобе, вбитой в стену, а ручные соединились в одну. Я еще чувствовал на центральном звене следы заплавившей его магии. Движение рук они ограничивали сильно — но не настолько, чтобы на месте Айхерна я позволил бы себе зевать.
Этот урод, кстати, тоже присутствовал. Восседал в неизвестно откуда взявшемся массивном кресле, лениво наблюдая за моим вялым копошением. Если бы не он, произошедшее можно было бы счесть дурным сном — настолько нереальным все казалось. Ну, и кровавые ссадины на сбитых запястьях — они тоже были настоящими.
А еще у меня зуб на зуб не попадал от холода. Не то, чтобы для катакомб такое было странно… Но этот холод шел изнутри. Меня трясло, будто от сильного жара во время болезни, и судя по всему, то были последствия проведенного ритуала. Трехвостые кометы! Этот недобитый отступник добился своего. Влепил мне в ауру клеймо своей ящеролюдовой школы.
— Я так вижу, ты не слишком-то доволен честью называться моим учеником, — заявил Айхерн, вальяжно переваливаясь от одного подлокотника к другому.
— Пошел к звездам хвостатым! — огрызнулся я.
Бывший мастер лишь насмешливо фыркнул на мой недобрый выпад.
— В таком случае позволь разъяснить тебе подробнее все имеющиеся перспективы. А их ровно две. Либо ты примешь правду о том, что отныне — ты адепт ветви Далаара, либо умрешь.
— Грохнул бы сразу — меньше времени потратил, — прохрипел я, с презрением разглядывая развалившееся в кресле существо.
— Ты не понял, — отозвался "учитель". — Это не угроза, это факты. Любой, кто увидит твой знак посвящения, узнает ветвь Далаара. Поверь, в некоторых ситуациях это куда хуже, чем быть диким магом. Алатанские тихони правильные только на словах. Любой, кто видел, как эти святоши убивали наших братьев триста лет назад, поймет всю цену их "идеалам".
Я слушал молча его излияния. Возьми отступник хоть немного труда объяснить, кто такие все эти люди, я бы отнесся к его словам с большим вниманием. Пока я усвоил лишь одно: неведомые "алатанские тихони" входят в компанию, от которой мне стоит держаться подальше. Ничего я из этого сумасшедшего не вытрясу. Единственный слушатель, для которого нужны его речи — это он сам. Надо соображать, как выбраться отсюда.
Увы, на ум не шло ничего толкового, кроме очевидной идеи: мое освобождение полностью зависит от этого съехавшего урода. А значит надо по крайней мере не злить его. Неимоверным усилием над собой я принял заинтересованный вид. С безумцами лучше соглашаться. Я даже нашел подходящее место, чтобы глубокомысленно кивнуть…
Самозваный учитель скривился так, словно кто-то невидимый потянул за все нити на лице разом, а потом принялся перебирать по очереди, заставляя дергаться мышцы попеременно.
— Что киваешь? Да ты хоть понимаешь, о чем речь идет? — заорал бывший мастер, срываясь на визг.
Я невольно поморщился. Несмазанный колодезный ворот на соседней улице — и тот не выдавал таких истошных звуков, как изуродованное горло человека-хиконта.
— Да ничего ты не понимаешь, невежда! Видал, каких дворцов понастроили себе ниранские выскочки? Завидуешь, небось? Так вот, это ничто по сравнению с тем, как жили мы! Нас уважали! Нас боялись! С нами считались все школы, а бездарные профаны готовы были целовать пятки! От вонючей черни до князей! Пока не появились эти выжившие из ума чистоплюи! Заявившие, что "мирские соблазны мешают постижению высот магической науки"! Что адептам следует удалиться в необитаемую глушь и жить там, приумножая трижды бесполезные знания! И единственного, кто не побоялся напрямую отвергнуть эту чушь, они заклеймили мятежником!
Айхерн закопался в складки мантии, извлекая оттуда знакомый свиток, и торжествующе им потряс.