Закон сильного - Страница 129

129

— Тогда у них было вот это. И это давало им право заручиться поддержкой других школ. Объявить себя официальной ветвью, а нас — отступниками.

Хохот сумасшедшего мага заставил бы изойти черной завистью все скрипучие двери в городе.

— И вот до чего они докатились со своим отшельничеством! Они упустили ключ Арината! Спасибо звездам, что привели его в нужные руки… Настало время восстановить справедливость!

Айхерн с удовольствием провел ладонью по гладкой поверхности неизвестного материала. Кометы, я женщин с такой нежностью не ласкал, как этот урод поглаживает ящеролюдов свиток!

— Мы станем единственной существующей ветвью ринской школы, а об алатанской никто никогда не вспомнит, потому что мы запретим даже упоминание о том, что такая существовала! Мы вернемся сюда, отстроим заново дворцы и крепости. Ты представить себе не можешь, сколько сокровищ похоронено мертвым грузом в долине Алатан! Даже построив с нуля город, мы останемся самой богатой школой. Князья будут униженно ползать у наших ног в надежде заполучить расположение. Все лучшее, что есть под звездами, будет нашим. Достойное возмещение за годы жалкого существования! Что скажешь, ученик?

Умом я понимал: надо соглашаться. Притворяться, прислушиваться, разбираться. Выяснить, в чем заключается важность зеленого свитка. Понять, откуда взялись хиконты и почему Айхерн имеет над ними такую власть. Все это мешаниной вертелось у меня в голове, а губы уже складывались в насмешливую ухмылку.

— Ящеролюдский князь тебе ученик!

Бывший мастер окинул меня неприязненным взглядом. По правде, я не сомневался ни мгновения: в сладких картинах будущего, рисуемых безумным магом, нет места уличному сорняку. Все, что Айхерн говорил, предназначалось ему одному. Мне отводилась роль орудия. Безмолвного, слепого и послушного. Парня с отвратительной репутацией, на которого удобно свалить всю грязь.

— Я предполагал нечто подобное, — проскрипел маг, поднимаясь с кресла. — Что ж, придется использовать другие методы убеждения. Более действенные.

Он сделал шаг вперед, пробуждая ауру. Я скрипнул зубами от досады. Еще чуть ближе, и я смог бы дотянуться до этого урода. Тогда бы и поспорили, чьи методы убеждения действеннее. Что-то мне подсказывало: этот трус обделается от страха, едва почувствовав угрозу. Но о такой ошибке оставалось лишь мечтать.

Странная аура. У обычных живых магов она повторяет контур тела, особенно четкий в ближних слоях. Аура бывшего мастера затухала равномерным кругом с центром в районе сердца. Как поле артефакта. Я понятия не имел, что сотворил с собой этот сумасшедший, и разбираться не особо тянуло. Не до того было. Потому что с границ этой неправильной ауры уже тянулись длинные жгуты, оплетая меня плотной сетью, заставляя магию внутри отзываться тревожной дрожью. Сдержать ее пробуждение я не мог. Кометы!

Пока я боролся с собственной силой, не давая ей развернуться во всю мощь, за границы браслетов, от жгутов отделились нити — тонкие, едва различимые на глаз. Нити впивались в ауру, разрастались по ней, словно плесень по лежалому куску хлеба. Меня колотило от холода. Кометы! А уроду Айхерну хоть бы хны. Стоит, занимается любимым делом: болтовней.

Рассказывал маг долго, обстоятельно. О взлете и падении талантливого мастера Далаара, о расколе ринской школы и жестокой межусобной войне. О том, как под предлогом мирных переговоров заманили в ловушку, судили и приговорили всю боевую верхушку даларитов. Как держались до последнего младшие мастера и ученики. Я был бы рад не слушать — по крайней мере, не в таких подробностях — да не мог. Все это происходило за сотни лет до моего рождения, но ощущение было таким, будто я сам там присутствовал. Словно мои собственные воспоминания, проносились перед глазами картины прошедшего: четкие, яркие, эмоциональные. Это мой дом пылал в огне после провозглашения Советом школы правил о недопустимости роскоши. Мои товарищи гибли в темных коридорах подземных укреплений. Я не знал, где кончается моя собственная лютая ненависть к стоящему передо мной магу и начинается другая: к лицемерным сволочам, обосновавшихся в долине Алатан. Я бросал в огонь записи учителя, чтобы не допустить врага к его бесценным знаниям, и спасался с остатками преданных гвардейцев, когда пал последний оплот. Я таился, как крыса, по темным закоулкам, пока натасканные псы алатанских убийц обшаривали город в поисках оставшихся учеников Далаара. Я, маг, прятался от жалких бездарей, наемников, вооруженных примитивными артефактами, и возвращался в опустевшее сердце подземного города, когда улеглась охота. Я латал в одиночку искореженную защиту подземной крепости, чтобы уберечь ее от расхитителей и просто не сойти с ума от боли и одиночества. Я опустился до общения с бывшими слугами, обделенными судьбой профанами, склонявшимися перед могуществом посвященных — и наблюдал, как год за годом изменяет поле укреплений лишенных магии людей…

Кометы! Чуждость последней мысли резанула сознание, прерывая связный поток образов-воспоминаний. Видит Небесная мать, никогда в жизни я не считал собственный дар знаком избранности. И уж тем более поводом считать недостойными всех остальных.

Слова Айхерна шуршали, распадаясь многоголосым эхом, зазывая обратно в череду грез. Беззвездное небо, похоже это и есть те самые запрещенные техники, о которых говорила Тианара. Этот урод хочет сделать из меня болвана, готового порвать любого во имя давно забытого мастера, сдохшего века назад!

"Нет, не урод. Учитель", — мелькнула мысль. Мудрый, сильный, могущественный человек. Я уважал его до глубины души и любил так, как не любил и собственную мать. Да что там — я попросту сдох бы за него, без всяких колебаний…

129